В преддверии домашнего чемпионата мира по футболу уже стало трендом смотреть на все вещи через футбольную призму, даже если речь идет о чем-то не футбольном. Шекспир – англичанин, поэтому уместней приводить в пример как раз английские клубы. Постановку Игоря Шаповалова можно сравнить с добротной и самоотверженной игрой команды из середины чемпионата Англии, скажем «Вест Хэма», или «Саутгемптона». Такие команды борются на каждом участке поля, стараются постоянно оказывать давление на соперника, бросаются в аут за каждым безнадежным мячом и в результате уходят с поля под овации трибун. Вне зависимости от того, победили они, или нет.
«Ромео и Джульетту» на сцене ФЭСТа можно было оценить примерно также. Гола, то есть группового зрительского катарсиса, забить не удалось. Но вместе с тем, кажется, ни один зритель не пожалел о том, что потратил время на просмотр и деньги на билет. Актеры честно играли для зрителей, несколько раз создавали голевые моменты и даже пару раз были близки к достижению катарсиса. Но проблема в том, что каждый раз играть «Ромео и Джульетту» — это все равно, что выходить на поле против «Челси», «Ливерпуля», или обоих клубов из Манчестера.
Чтобы победить, нужно каждый раз находить уникальную игровую, а в данном случае «любовную химию». Сыграть любовь, конечно, можно. Текст Шекспира вполне самодостаточен, а остальное можно дополнить мимикой и вздохами. Но сделать так, чтобы зритель поверил в реальность этой любви на сцене, крайне трудно. И в этом смысле тех зрителей, кто в душе произносил станиславское «не верю», наверняка хватало. Ничего зазорного здесь нет.
«Ромео и Джульетта» — это спектакль, где раз на раз не приходится. Даже у гениальной Вивьен Ли, игравшей Джульетту, не всегда получалось это идеально, хотя в роли Ромео и выступал ее будущий муж Лоуренс Оливье. Именно будущий, то есть отношения у них были на взлете, самые, что ни на есть подходящие для постановки. К тому же Оливье в 1940-м был режиссером того спектакля. Однако, судя по критике тех лет, и у него с Вивьен Ли получалось создать эту любовную химию максимум через раз.
Во всем остальном фэстовский спектакль напоминал футбольный коктейль из разных по вкусу ингредиентов. Интригующее начало в стиле фильмов Гая Ричи переходило в набоковские зарисовки с обилием веронских «лолит», а сцены утренней усталости иногда напоминали треморные переживания героя Венедикта Ерофеева. Последнее, конечно, субъективно и было наверняка навеяно поездкой критика на переполненной электричке в хвостовом вагоне.
В очередной раз порадовали музыкальные решения с будоражащими нотками в стиле раннего Рене Обри. Саундтреки к спектаклям «ФЭСТа» вообще не только конкурентоспособны с лучшими московскими театрами, но и зачастую превосходят их на полголовы. Декорации в виде строительных лесов и белых занавесок или простыней были откровенно не новы, как и старый английский футбол по принципу «беги по флангу и подавай в штрафную», но свою задачу по композиции сценового пространства они, так, или иначе, выполняли.
Иногда игроков подводила техника. Возможно, с задних рядов это и не было видно, но на первом это бросалось в глаза. Понятно, что сцены поединков на мечах, как таковые, у Шекспира не являются доминирующими. Но, тем, не менее, если уж актер берет в руки меч даже для сцены, которая длится 20 секунд, то он должен владеть мечом изящно и в совершенстве, а не как палкой, чтобы побить вымахавшую крапиву на дачном участке.
Дьявол всегда кроется в деталях. В футболе мячу может не хватить каких-то 20 сантиметров, чтобы залететь в ворота, а не удариться об штангу. В спектакле есть сцена, в которой Джульетта должна выпить «яд», или напиток, вызывающий летаргию, не суть. Подготовка «к распитию» длится какое-то время, флакон, как ружье Станиславского, все время фигурирует на сцене, и зритель волей-неволей уже начинает думать, а что там действительно в этом флаконе. Пустой он, или в нем вода, или еще что-то.
Как бы то ни было, Джульетта должна была «сыграть глоток», то есть показать, что она действительно что-то выпила и проглотила. Сделать это несложно, и это не сложно увидеть с первых рядов по сокращению горловых мышц актрисы. Но зрители увидели только подношение флакона к рту и предательское запрокидывание вверх головы. Предательское потому, что все поняли, что глотка на самом деле не было. Казалось бы, мелочь, но из-за таких мелочей и складывается общий зрительский катарсис, или его отсутствие.
Хотя, это все можно назвать придирками критика, поскольку, повторюсь, идеальной постановки «Ромео и Джульетты» в театральном искусстве не было за все 423 года, в том числе и на отечественной сцене. Хотя уж, казалось, в разные годы Ромео и Джульетту играли Павел Мочалов и Юрий Любимов, Мария Ермолова и Алиса Фрейндлих, а режиссерами становились Алексей Попов и Анатолий Эфрос.
Впрочем, это не мешает «Ромео и Джульетте» оставаться одной из самых популярных постановок всех времен и народов. Это, конечно, удивительно, поскольку у пьесы нет явной морали. Не считать же ей обоюдное и успешно реализованное желание покончить с собой из-за невозможности быть вместе с любимым. Магия пьесы и постановок «Ромео о Джульетты» заключается как раз в том, что она вообще пробуждает в человеке желание любить. То есть то чувство, которое в современном техногенном мире принято если не скрывать, то хотя бы вуалировать.
Кстати, в мире футбольных болельщиков самым страшным грехом считается не измена жене, или вообще замена одной возлюбленной на другую. Страшнее всего предать любовь к своему футбольному клубу. Думается, что если бы Шекспир родился лет на 300 позже, то Ромео Монтекки у него наверняка был бы центрфорвардом и играл бы за «Лацио», а Джульетта Капулетти болела бы за его злейшего врага — «Рому», а действие происходило бы в декорациях «Стадио Олимпико» в Риме. А может, и хорошо, что Шекспир родился раньше.
С сайта http://modnica.ru
